Читать книгу "Работа над ошибкой  - Орсон Петерсен"

– Машунь, он взрослый мужчина. Я бы не стал бить ребенка.

Жена снова изобразила что-то при помощи жестов.

– Это был первый раз за три дня. В пачке осталась одна штучка. Морально я уже подготовился, – оправдывался Николай.

Мария покачала головой и ушла.

– Не удивляйся, мы иногда переходим на язык жестов. Наша младшая дочь не слышит. Она глухая.

– Сожалею.

– Да нет. Я не к тому. Все в порядке. Для Насти это уже давно не проблема. Она читает по губам, может изъясняться письменно. Нормально общается, короче говоря, – для нас это главное.

– Но музыку она не слышит?

– Это да, есть такое дело. Но ничего не поделаешь.

– Извини, если у тебя из-за меня проблемы.

– Это из-за курения. Маша злится. Бросаю вот.

Веселов помассировал ладонью шейные позвонки.

– Ложись, что ли, спать? Мне еще нужно отправить заявку, чтобы твою квартиру привели в порядок.

– Хорошо.

– Огонь погасить?

– Пусть будет. Приятно хрустит.

– Где выключается свет, ты видел.

– Да.

– Спокойной ночи.

– И тебе.

Веселов ушел. Эмиль застелил постель, выключил свет и лег под одеяло. Глядя на огонь через решетку прикаминного экрана, он вдруг вспомнил о Валере. Тяжело вздохнул и уснул.

XXX

Эмилю снилась Татьяна: теплый летний день, они вдвоем лежали на ухоженной лужайке, окруженной пышными кустами роз, и смотрели сквозь темные стекла солнцезащитных очков на проплывающие по небу облака. Эмиль разместился перпендикулярно Татьяне, положив голову ей на живот. Она водила кончиками пальцев по его губам и подбородку.

– До, до, ми, до, до, до… – напевала Таня.

– Гендель. Дальше, – прервал ее Эмиль.

Татьяна засмеялась.

– Четыре из пяти. Неплохо!

– Стравинского даже сам Стравинский не узнал бы.

– Хочешь сказать, что я плохо пою?

Татьяна нахмурилась и зажала Эмилю нос.

– Ты поешь чудесно, – прогнусавил он.

– Так-то. Давно стал экспертом в классической музыке?

– Пришлось вникнуть.

– Не скучаешь по джазу?

– Странный вопрос. Могу играть джаз, когда захочу.

– Что же не играешь?

– А что?

– Я бы послушала. Я скучаю по прежнему Эмилю. Джазисту, экспериментатору.

– Этот неудачник совсем не пользовался спросом.

– Не говори так. Он очень трогательный и независимый.

– Независимый?

– Конечно! Особенно в вопросах творчества. Принципиальный, категоричный. Думаю, от неуступчивости все его проблемы.

– В вопросах творчества я, знаешь ли, тоже… человек упрямый. Но, в отличие от меня, у этого, как ты выразилась, джазиста не было четкой цели.

– Его мир – это музыка. Там все его цели. К сожалению, для меня. Такую конкуренцию мне было не выдержать. И тем не менее… Да, в житейском смысле он был не устроен, но у него был свой путь. И он не пытался нравиться кому-то.

– А я пытаюсь?

– А разве нет?

– Ты меня презираешь?

– Нет. Я люблю тебя.

Татьяна приподнялась, склонила голову над лицом мужчины и поцеловала его.

– Ведь ты это он, – прошептала она и снова одарила Эмиля горячим поцелуем.

– И он потерял тебя. Полный идиот, – прошептал Времянкин.

Сквозь сон он почувствовал холодок на своем лице. И что-то мокрое. И шершавое. И еще странный запах. Какое-то время Эмиль соображал – вызваны ли столь реалистичные ощущения сновидением, или же наяву происходит что-то непонятное. Когда его лицо стало уже совсем мокрым, Эмиль осторожно открыл глаза и обомлел: над его физиономией нависла огромная кошачья голова. Черная усатая морда закрывала собой весь обзор, при этом активно вылизывала его лицо. Эмиль попытался натянуть на голову одеяло, но почувствовал, как что-то опустилось ему на грудь и придавило покрывало. Времянкин опустил взгляд и увидел толстую лапу под самым своим подбородком. Он зажмурился.

– Фу! Уйди! Отвали от меня. Да ешкин кот! – бормотал Эмиль, уворачиваясь от кошачьего языка.

Вылизывания неожиданно прекратились. Времянкин приоткрыл глаза. Животное отвернулось, уставившись на что-то позади себя. Наконец зверь убрал лапу с груди мальчика, отошел к камину и растянулся перед решетчатым экраном. Это был гигантский кот, покрытый густой черной шерстью. Эмиль вытер лицо пододеяльником, проморгался со сна и приподнялся на локоть.

Было утро. Солнечный свет заполнял всю комнату. На ковре между столиком и диваном сидела девочка лет семи, с распущенными русыми волосами, одетая в салатовую пижаму и шерстяные носки. На полу перед ней были расставлены яркие фигурки лошадок. Девочка сидела, скрестив ноги, и смотрела на Эмиля.

– Привет! – просипел Времянкин заспанным голосом.

Девочка в ответ подняла ладошку, вяло покачала ею и опустила руку.

– Ты Настя, верно?

Девочка кивнула и взяла с пола одну из своих лошадок.

– Кот не опасен? – осторожно поинтересовался Эмиль.

Настя улыбнулась и принялась расчесывать синюю гриву игрушки. Времянкин посмотрел на кота: тот задремал. Лохматый холм мерно вздымался от глубоких вдохов и с тихим сипом сдувался на выдохе. От задних лап до кончика носа животного было метра три, а то и больше.

– Никогда не видел котов таких размеров. Это вообще кот? – удивлялся Эмиль. – Огромный, просто великанский!

– Большой кот, мы поняли, – неожиданно заговорило животное человеческим голосом.

– Теперь ясно.

Мальчик опустил голову на подушку.

– Что тебе ясно?

– Что ты необычный кот.

– И?..

– Для обычного кота ты огромный, да. Но для необычного, может, и нет. Тебя нельзя оценивать по меркам простого кота. Вот что я хотел сказать.

– Говоришь, я необычный?

– В наших краях коты не разговаривают. Поэтому – да, ты необычный.

– Но ты, похоже, не сильно удивлен?

– Скажем так, необычных существ я уже встречал. Начинаю постепенно привыкать.

Эмиль вдруг спохватился, вскочил с дивана и начал осматриваться по сторонам. Резкие движения мальчика привлекли внимание Насти. Кот приподнял голову и навострил уши.

– Моя одежда. Где она? Нет, нет, нет. Только не это.

Кот облизнулся и положил голову на лапы.